Лето в Ельце

Кнопка FS — полноэкранный режим (для выхода из полноэкранного режима нажмите кнопку <Esc> на клавиатуре)

Кнопка SL — слайдшоу

22.06.2012 · Администратор · Комментариев нет · Просмотрено 3 325 раз · Добавить комментарий
Рубрики: Фотоальбомы

Дары лета: липовый чай и земляничное варенье

Летом, буквально рядом с нами, появляется много вкусного и полезного: свежие фрукты, первые овощи и зелень с собственных грядок, лесные ягоды. Это самая удачная пора для укрепления организма.

Цветы липы помогут сохранить крепкое здоровье и хорошее самочувствие. Это вкусный и бесплатный подарок природы человеку является профилактикой заболеваний и лечением, если вы уже заболели.

Собирают липовый цвет в период цветения липы (примерно 15 дней, в конце июня-начале июля). Лучшим для сбора считается момент, когда больше половины цветков распустилось, но еще остались бутоны. Липовый цвет необходимо собирать в сухую солнечную погоду, когда наступает вечер. Сушат цветки липы в затемненном месте, тонким слоем разложив на бумаге или хлопчатобумажной ткани, хранят чаще всего в сухом, хорошо проветриваемом месте в хлопчатобумажном мешочке.

Липовые цветы применяются в качестве жаропонижающего, потогонного, антисептического и противовоспалительного средства, особенно при различных заболеваниях органов дыхания.

Вкусный липовый чай чрезвычайно полезен женщинам благодаря содержанию фитогормонов, которые по своему составу схожи с женскими гормонами.

Чтобы наш напиток был еще вкуснее, добавим к нашему чаепитию ароматное варенье из лесной ягоды — земляники, которую мы собираем также в июне. Светит солнышко и земляника так и усыпает склоны оврагов, в лесах и парках (в частности, у нас, в Ельце, в Парке Сорокалетия) сладко пахнет ягодой.

А ведь земляника тоже не просто вкуснятина: это самая настоящая аптечка. Благодаря высокому содержанию в ягодках аскорбиновой кислоты, при употреблении их у нас улучшается работа сердца, повышается работоспособность. Земляника улучшают пищеварение, работу почек, органов дыхания. Полезна она и при анемии, гипертонической болезни, бессоннице, язве желудка и двенадцатиперстной кишки, нервных расстройствах.

При употреблении земляники улучшается вывод холестерина и токсичных веществ из организма.

Укрепляйте летом здоровье всей семьей такими вкусными и натуральными "препаратами" от природы.

Я люблю заваривать чай со свежими липовыми цветами, добавляя совсем немножко любимого зеленого чая:), а в варенье варила так: 1:1 ягод и сахара, 2 столовые ложки ананасового сока — очень вкусно:).

Приятного вам чаепития!

22.06.2012 · Ira · 3 комментария · Просмотрено 3 902 раз · Добавить комментарий
Метки: земляничное варенье, липовый чай, природная аптека, рецепты, цветы липы · Рубрики: Зелёная аптека, Эко-рецепты

Фотографии реки Емца и её окрестностей

В качестве иллюстраций к рассказу "Великолепная рыбалка" мы публикуем фотографии, сделанные Игорем и Сергеем Лабутиными в августе 2010г.

Река Емца (Плесецкий район Архангельской области)

Река Емца. Кристалльно чистая от родников вода

Поселок "Река Емца"

Мост. Поселок "Река Емца"

Болотинка

Брусника

Лес у реки Емца

21.06.2012 · Администратор · Один комментарий · Просмотрено 6 547 раз · Добавить комментарий
Метки: река Емца, Русский Север, фотографии · Рубрики: Архангельск, Природа России

Великолепная рыбалка (Глава X из книги «Рыжее чудо»)

Сегодня мы публикуем рассказ "Великолепная рыбалка" (глава из книги "Рыжее чудо") нашего постоянного автора Игоря Лабутина. Прообразом реки и её окрестностей (природы), описанных в рассказе, послужила река Емца (Архангельская область).

          Ты-дык, та-так; ты-дык, та-так – стук вагонов по рельсам навевает сон.
         Таракан Мартин уютно расположился в коробочке для рыболовной наживки, уложенной в Ванин рюкзак.
         За окнами поезда ранняя темень осени окутала мокрый лес. И только жёлтые листья подсвечивают изнутри туманную синеву вечерних сумерек таинственным и вечным огнем прощания. Оборвавшись с веток, листья пытаются кружиться, полагая, что настал момент истины их огненного карнавала. Но холодный дождь наводит свой порядок, прибивая самонадеянных танцоров к земле. Деревья, освобождаясь от летних одежд, остаются на ветру в одной подмоченной коре – черной, коричневой или берёзовой. Вряд ли им это нравится, но осень надо пережить, чтобы всё начать сначала, едва вернётся весна.
         Ближе к северу растительность становится скромнее и строже. Она меняется, жертвуя в своей палитре мягким полутонам яркие цвета, и только жёлто-красные костры осени, полыхая в листве, не подчиняются никаким правилам, да ещё алые капельки рябины – лесная кровь.
         Поезд мчит, сменив электровоз на тепловоз, потому что кончились провода. А вокруг бесконечный лес. Удивительно, породы деревьев ещё те же, но вид тайги уже другой, и впечатления другие. Скудеют белоствольные березняки, уступая место ельникам, а ели, оставаясь высокими, теряют свои густые широкие подолы, принимая форму узких прореженных внизу пирамид. Природа перестаёт быть по-южному расточительной и размашистой, а начинает экономить на всём, внимая короткому, жадному на тепло лету и длинной холодной зиме.

         За вагонным столиком, сдвинув к окну бутылку пива и надломанный круг колбасы, играют в карты мужики. А колёса стучат свою вечную мелодию. Если долго вслушиваться, в их перестуке чудятся слова и даже фразы. Для кого-то это колыбельная, а кому-то слова прощания, которые остались на перроне, но врезались в душу и стучат рефреном в висках, а сердце от ноющей боли начинает сжиматься в такт бегущим по стыкам колёсам: тук-тук, ты-дык; тук-тук, та-так…

         Пассажирский Москва-Архангельск останавливается едва ли не у каждого столба на пути к холодному морю. Словно паровозик из Ромашково, чинно и радостно кланяется каждому из этих мест, похожих друг на друга, но совсем разных, самобытных: деревянным постройкам, дремлющим на ковре из прелой листвы в объятиях жёлто-зелёного леса, птицам, собакам, грибным полянам, чистым речкам и сказочным ягодным болотам под невысоким северным небом, – и от этого поезд кажется особенно родным.
         Вот, он замер у очередного полустаночка. Тут нет вокзала, нет платформы, а только приземистая бревенчатая постройка, внутри которой разгорожены билетная касса с окошком и собственно «зал ожидания»: комната со скамьями вдоль стен. Есть ещё тумбочка и бачок для воды, а в углу белёная печь с охапкой дров. Удобства в виде щелястого, обитого горбылём туалета присутствуют на улице.
         Из вагона суетливо ссыпаются на щебёнку тётки с узлами и сумками. Следом прыгает молоденький солдатик в начищенных сапогах. Под его распахнутой шинелью свои и чужие значки солдатских доблестей. А ещё там виден нелепый парадный аксельбант, нацеленный свести с ума местных окающих девчонок. Этот приехал на побывку, и он счастлив в отличие от усталых тёток с поклажей, возвратившихся из «цивильных» мест с покупками – дешёвыми тряпками и обувью для перепродажи на местном базарчике к общему благу покупателей и продавцов.
         Поезд едва остановился, а в накуренный тамбур общего вагона уже лезет подвыпившая компания с рюкзаками и ружьями в чехлах. Эти используют пассажирский для местного сообщения. Они сойдут часа через три-четыре в глухих местах лесного, речного и озёрного раздолья русского севера. А пока будут весело общаться, закусывая водочку крутыми яйцами, луком и салом на хлебе. Они втискиваются в забитые людьми полки, где теснота по-жизни не обида, а лекарство от одиночества, тоски, скуки и жадности. Их ожидает лес и греет ожидание удачи.
         А вот, расстаются влюблённые. Их торопит проводница – поезд вот-вот тронется. У девчонки текут слёзы…
         Мужики, среди которых Ваня, всё также режутся в карты, а его усатый друг смотрит в окно из клапана рюкзака, где аккуратно лежит его персональная «кабина» с вырезанными дырочками. Иногда Мартин со второй полки поглядывает вниз – ему отсюда видны карты на руках у игроков, и становится смешно, когда кто-то из «царей природы» делает глупый ход.

         Ваню в кои-то веки пригласили на рыбалку, и не куда-нибудь, а в романтические дали. На юге Ваня бывал, по морям поплавал…
         –…А тут Север! Не крайний, но самый что ни на есть правильный – просторы, дивная природа! – Ванин приятель Тимоша, не скупясь, расхваливал «сказку», где прошло детство. – А что за люди: простые, душевные!
         Тима сыпал словами дальше и дальше, убеждая Ваню провести отпуск в северном раю:
         – А рыбалка?! Конечно, не то, что во времена Сабанеева, но остались ещё редкостные места – сам увидишь! А клюквенные болота, брусничные поляны, черничники, грибы, ондатра?! Эх…
         Ваня поначалу помалкивал и отшучивался. Он вовсе не был лесным человеком, к рыбалке и охоте относился никак, предпочитая уют пыльного беспорядка лаборатории. Тут его душу радовало всё: приборы и приборчики, баллоны и баллончики, отвёртки, гайки, магнитики, а ещё книги и мечты. Но, подумав хорошенько, Иван решил-таки изменить себе, попытавшись изменить себя. Он рассудил, что вот так и вся жизнь за столом пройдёт… И согласился на «афёру».
         Мартин тоже согласился.
         Но в этот раз он поедет с Ваней один! Не дамское это дело – рыбалка.
         А если серьёзно, Эсмеральде хватало забот с подрастающим поколением. Странная тараканья семья не отпускала от себя детей и внуков, заботясь обо всех до полного взросления. Этим она разительно отличалась от сородичей, для которых сценарий естественного отбора, обкатанный в веках, не оставлял времени на воспитание: всё вверялось инстинктам и судьбе. А вот, рожать природа велела много и беспрерывно: слабые сгинут, сильные выживут, их должно быть много.
         Любимая дочь, умница Ассоль тоже была при деле: помогала матери, училась сама, занималась с малышами.
         Повзрослевших сыновей Мартин звать с собой в очередное путешествие даже не подумал. У тараканьих подростков был переходный возраст и свой круг общения, определявший круг их интересов. На взгляд Мартина, этот круг интересов был слишком узок. Однако мудрый глава семьи не собирался навязывать балбесам своё видение мира – в этом возрасте набивают шишки сами, а родителям остаётся молить Создателя, чтобы шишки эти были не столь ужасны, а дурной период скорее закончился.
         Тима, не будучи близким другом Вани, не подозревал о дружбе с тараканами. Узнав, не хотел верить в «рыжее чудо». Но познакомившись с прелестной семьёй ближе, был очарован, и кандидатура Мартина в качестве участника путешествия была им безусловно одобрена.
         Сам Мартин втайне побаивался прожорливых рыб, но внушал себе бодрые мысли. Смелым и Бог помогает. Попадая вечно в истории, таракан выпутывался, но оставались яркие воспоминания. И действительно, было, что вспомнить в череде его «подвигов». Мрачная утроба синхрофазотрона, заложники и спецназ, «зелёные человечки» и тараканы-парашютисты, железный маньяк-терминатор, каннибалы-пипы и светящиеся свинки, страхи Зазеркалья и ужасы оборотной стороны портала во дворе института – приключения вполне достойные вершителей тараканьей истории. Вы не поверите, но о них даже в тараканьих школах на уроках рассказывают!
         –…Какие-то пресноводные ры-бы! – гримасничал отважный таракан, бодрясь не ощущать себя наживкой. – Пусть, эти пучеглазые во все времена бессовестно сглатывали братьев-насекомых. А теперь Я буду ловить рыб и есть уху, обсасывая плавнички!
         Но Мартин не умел внушать мысли на расстоянии, поэтому рыбам было ни жарко, ни холодно.

         Похлопотав на работе, Ваня выправил отпуск одновременно с Тимой.
         Взяли билеты в плацкартный вагон пассажирского поезда. Так было дешевле, да и не останавливались скорые поезда у нужного «столба».
         Двинули налегке: снасти, одежда и всё остальное для рыбалки и лесных ночёвок ожидало их на месте — так заверил Тима! Исключение составила пластиковая коробочка для наживки, которую Ваня прихватил с собой специально для Мартина. Таракан сидел в ней вовсе не в качестве наживки для рыб – упаси боже! Это были его личные апартаменты в походном исполнении. Ездил он в этой коробочке в рюкзаке на Ваниной спине, словно раджа в беседке верхом на слоне. Мартин входил в коробочку и выходил оттуда, когда вздумается через окошечки-дверки, проделанные Ваней в пластиковой крышечке.
         Поскрипев железными суставами, поезд встал на маленькой станции, не доехав километром семь до моста через реку, которая ниже по течению вливалась живой артерией в огромный организм космодрома, пересекала его территорию и, смешавшись с водами Северной Двины, впадала в Белое море.
         Железнодорожный мост местные кратко звали «железный». Рядом с мостом на берегу реки как раз и стоял посёлочек, где прошло детство Тимоши. Сейчас тут хозяйничал его старший брат Борис Борисович, пожизненно привязанный к местной природе глубокой взаимной любовью. Постоянно жить у реки он не мог – тут, после того, как съехал леспромхоз, не было работы.
         Работал Борис начальником участка в промышленном посёлке неподалёку, где и жил с семьей. А сюда наезжал рыбачить. Используя любую возможность, он часто и подолгу гостил в родительском деревянном домике. Тут было всё: мотор, снасти, инструменты, одежда, запасец бензина и, конечно же, лодка. А рыбу можно было таскать из реки чуть ли не у порога – домик стоял на самом берегу. Но в посёлок повадился рыбнадзор. Ловить сетью на видных местах стало опасно. Рыбными инспекторами работали те же местные – сплошь кумовья и знакомые. Однако, встреча «при исполнении» не сулила ничего, кроме отобранных снастей и выписанных штрафов – все держались за свою работу, «ничего личного». Тем не менее, когда Боря хотел размяться и подёргать мелочь удочкой, он смело садился в лодку, выпихивался к ближайшим перекатам и там вставал на якорь: в воду летел чугунный утюг на верёвке. Ловил он нахлыстом на мушку. Мушек вязал сам, приматывая конский волос к цевью крючка цветными нитками. Обловив перекат, он сплавлялся к следующей мели, коих было множество. Так он мог, не уплывая от дома, наловить ведро некрупной рыбы семейства лососёвых. Только не делал этого. Ловил без жадности, на еду. Он знал и чувствовал реку и рыбу, как никто другой. Это признавали все.
         Кроме хариуса, тут попадались сиг и мелочь сёмги в цветных крапинках, которую почему-то называли «форельки». Добыча лакомая и вкусная, но опасная. Штраф был одинаково велик, что за взрослую сёмгу, что за молодь меньше ладони. Но тут ловили все и во все времена – этим жили, питались. Не хулиганили – не брали лишнего. Реку не гадили – берегли. Рыбы водилось много, и она без проблем восстанавливалась. Так было. Но давно. А теперь благородная рыба стала исчезать, и не стараниями рыбаков, нет. Вырождалась она от убитой экологии, сливов «химии», кислотных дождей и прочей дряни, а её место занимали огромные склизкие бычки и всякая сорная мелочь, которую местные называли колюхи (колюшка) и мескозобы (пескарь).

         Для того, чтобы рыбачить по-настоящему, выезжали на два-три дня вниз по реке вглубь огромной территории космодрома. Там были прекрасные рыбные места, и рыбнадзор не докучал. Пускать инспекторов на режимную территорию для администрации космодрома значило бы признать, что незаконной рыбалкой тут могут заниматься свои военнослужащие, поскольку никого посторонних тут быть «не может». Военные, бывало, действительно «хулиганили» – ловили сетями в нерест и даже глушили. Но это являлось не правилом, а исключением.
         Гражданские из местных старожилов правдами-неправдами всегда проникали в эти заповедные места. Военные, знавшие их, закрывали на это глаза. От исконных северян, которые тут с детства, нельзя было ждать чего-то дурного, наоборот, о чужих на реке они будут знать первыми и предупредят, если что. И рыбой, которая у хорошего рыбака всегда есть, поделятся с солдатами – угостят, или обменяют без обид у местного начальства на что-то нужное себе (списанный спирт, бензин, химзащиту). Любили военные местных рыбаков за доброту и человечность. Рыбаки платили тем же персоналу космодрома, который позволял им кормить семьи.
         А река была чиста, сказочно красива и сама по себе очень интересна. В верховьях с очень быстрым течением её подпитывало множество родников. Поэтому она не замерзала, хотя находилась на 63 параллели. В среднем её течении вместо льда появлялась лишь шуга, которая плыла по реке. А ледостав происходил только в нижнем течении, ближе к устью, но ледохода не было, хотя он должен быть из-за географического положения. Вместо ледохода в конце апреля на реке возникали вращающиеся воронки, вокруг которых постепенно таял лёд. Таких рек в мире только две, и природа этого чудесного явления до сих пор не изучена.

Но вернёмся к гостям. Поезд постоял у полустаночка всего-то минуту. Путешественники сошли и заторопились на стоящий поодаль рейсовый автобус, который приходил сюда из посёлка ко времени прибытия поезда.
Борис встретил брата с Ваней по-северному, радушно. День на отдых, акклиматизацию, и в путь – вниз по реке! На въезд в запретную зону «чужих» на всякий случай имелся пропуск, который выправили якобы для сквозного проезда командированных через режимную территорию в дальний леспромхоз.

* * *

         Борин «заповедник» в Зоне был устроен основательно, с любовью. Там было всё, что душе угодно. Живописная излучина реки. Под крутым откосом – глубины. Тёмная спокойная в этом месте вода скрывала глубокие ямы, в которых стояла большая рыба. Чуть поодаль по низким травянистым берегам и островкам тянулось царство ондатры.
         На возвышенности за откосом стояли лёгкий шалаш и тёплая землянка с топчаном и печью-каменкой, а попросту, кучей больших голышей с полостью для дров и чугунным котлом сверху – на случай бани. За грибным лесом простирались «сухие» ягодные болота. За болотами начиналась гладь воды – небольшие озёра. Рыбы там не было, но было красиво и очень тихо. И ягодно.
         Ниже по течению, вдоль реки стояли на отдалении друг от друга стартовые площадки. Рыбаки называли их «старты» и давали свои порядковые номера, как приметным вехам. Бетонные сооружения были красивы своей суровой мощью, но в окружающую природу не очень вписывались. Более того, наносили реальный вред экологии выбросами газа, утечками топлива и эксплуатационных жидкостей (кроме разве что спирта, который почему-то никуда не утекал и не сливался, даже использованный, а если исчезал, то интеллигентно и без вреда для леса – в «лужёных глотках» крепких мужиков).
         Громадный по территории космодром включал космические стартовые комплексы, с которых уже почти 40 лет выводили на орбиту «Союзы», а также крупный военный полигон, на котором производились испытательные, учебные запуски межконтинентальных баллистических ракет. До недавнего времени это были модификации «Тополя».
         Тут, если повезёт, можно было наблюдать старт ракеты-носителя из-за недалёкого леса. Только приближаться было нельзя. Пуски производились здесь с давних времён. Тёма помнил, как наутро после вечернего гукающего гула в небе, давившего на уши и заставлявшего вздрагивать их старенький домик, по радио сообщали стандартное: «В Советском Союзе успешно произведён очередной запуск… Выведен на орбиту спутник связи «Космос…» – далее шёл порядковый номер изделия*.
         Со временем излишняя секретность ушла. Аналогичные сообщения в прессе приобрели другой формат. «В понедельник такого-то числа в 20.00 московского времени с пусковой установки 2 площадки 16 космодрома такого-то боевым расчетом КВ успешно проведен пуск ракеты-носителя среднего класса «Союз-У» с космическим аппаратом серии «Космос», который будет работать в интересах Минобороны РФ. Общее руководство проведением пуска осуществлял командующий Космическими войсками генерал-лейтенант такой-то. Старт ракеты-носителя прошел в штатном режиме. В 20.03 московского времени ракета «Союз-У» взята на сопровождение средствами Главного испытательного центра испытаний и управления космическими средствами (ГИЦИУ КС) имени Титова. Целью запуска космического аппарата «Космос» является наращивание российской орбитальной группировки космических аппаратов военного назначения».
         Мартину всё это было безумно интересно. В детстве он, как и все тараканы, мечтал стать космонавтом. В Космос же брали кого ни попадя: глупых собачек, женщин, миллионеров. Взять на борт настоящего боевого таракана никто не догадался. А сами они, будучи от природы скромны, в отряд космонавтов не просились. Хотя и прыгали с самолётов без парашюта. Как можно не понимать, что тараканы живут на Земле уже 300 миллионов лет. Тут ещё не было ни собачек, ни Адама с Евой, ни их змея-искусителя, а тараканы были и сохранились, несмотря ни на что, в неизменном виде, и это о чём-то говорит! Мартин был уверен, что спокойно долетит до Марса. Ему бы с собой немного воды, хлебушка с котлетками и упаковочку ароматного нитроглицерина – для настроения.

Спуск по реке, изобилующей мелями, занял четыре часа. Рвали шпонку. По дороге Ваня и Мартин впервые видели, как реку переплывала белка. Необычайное зрелище: над водой милая головка с поджатыми ушами и роскошный совершенно сухой хвост, а за ней – расходящиеся следы на воде, словно это не белка, а ондатра.
Добравшись до места, перво-наперво поставили сети, затем обустроили лагерь. После ужина под водочку долго сидели у костра, разговаривали и просто молчали, вдыхая печную свежесть. Стемнело неожиданно быстро, а в темноте делать было нечего. Мартин смотрел на звёзды и вспоминал Эсмеральду. А ещё вспоминалась Ванина космическая частица, когда упала звездочка.

         Рано утром мимо лагеря протопали к болоту молодые бойцы. Им было приказано заготавливать ягоды. Боря тормознул солдат, угостил куревом и сговорился забрать у них на обратном пути излишки клюквы, не даром, конечно. Он так любил рыбалку, что не желал тратить время ни на что другое, а сбор ягод требовал много времени. Их следовало добыть, чтобы жена не ворчала.
         Холодный утренний ветерок согнал остатки сна, и разбудил азарт. Вскипятив по-быстрому чайку, поплыли проверять с ночи сети. В лодку сели двое, не считая таракана. Тима подгребал, Боря выбирал сеточку. Мартин впервые видел это волнующее рыбака действо: выбирая сеть, вначале чувствуешь, а потом видишь всплывающую из мутной глубины застрявшую в тенетах рыбину. С уловом повезло. Попутно Боря надергал хариусков к обеденному супу. Когда солнце стало высоко, клёв пропал. Рыбаки вернулись в лагерь, где их ждал с начищенной картошкой Ваня.
         Послеобеденный отдых нарушил треск сучьев. Возвращались с болота бойцы. С видимым удовольствием они свалили с плеч на мшистый лесной ковёр набитые ягодой ёмкости и подсели к тлеющему костру скоротать время до прихода за ними лодки, а заодно, пристроить взаимовыгодно излишки клюквы, как договаривались.
         Борис разлил по кружкам остатки водки и, крякнув: «За ягоды», потянул свою кружку к остальным. Водки было мало, но выпили с удовольствием и закурили.
Мартин из своего укрытия с интересом разглядывал ребят в форме. Они чем-то отличались от тех ретивых, которых насмотрелся в Псковской зоне. Эти были скромнее и приветливее. Может быть, играло роль отсутствие оружия, а может, уважение к Борису, о котором наверняка слышали. А скорее всего, тут было другое. Здесь на людей, даже на тех, кто приехал служить из других мест, накладывало отпечаток ласковое влияние Севера, его спокойствие, раздумчивость, незлобливость, и люди неуловимо менялись.
         Попасть «на ягоды» у солдат-срочников считалось везением. Бездельничать на заготовке, конечно, не будешь – не выполнишь норму. Но в болотной глухомани они были предоставлены сами себе и могли отдыхать от приевшегося подчинения чужой воле. Сюда, учитывая неофициальный характер кампании, отбирали «стариков» или дембелей из тех, кто умел держать язык за зубами. Вручив тару и сухой паёк, их забрасывали на болота заготавливать для начальства клюкву. Ягоды нужно было много. Кроме местных командиров, уважало витамины и столичное начальство – в министерстве да по штабам. Им везли отовсюду экзотические подарки натурой, что кто мог: рыбу, ягоды, грибы, кедровые орешки, мёд…
         Утром ягодников забрасывали на левый берег, где за леском прятались подсохшие, щедрые на клюкву болота. Ближе к вечеру за ними возвращалась моторка. Желая спроворить маленький личный бизнес, дембеля с удовольствием реализовывали «излишки» ягод – было бы кому. А для того, чтобы излишки имели место, трудились с удвоенной энергией.
         Закусив водочку остатками холодной ухи, солдаты погорчились чаем и откланялись.
         Борис, рассчитавшись за ягоду, решил лично проводить гостей, а заодно почеломкаться со знакомым прапорщиком, который заберёт солдат. Подмигнув заговорщицки друзьям, Борис прихватил сёмгу из утреннего улова, а также Мартина, который инкогнито залез под воротник его куртки, и ушёл с бойцами к реке.

Моторка уже ждала. Их встретил прапорщик – тот самый, Борин знакомый. Несмотря на относительную молодость, он производил впечатление тёртого калача, крепкого на тело и с «царём в голове». Это читалось по его виду и во взгляде с нагловатой хитрецой. Бегло оглядев солдат, он широко заулыбался Борису, приметив в бумажном мешке рыбину. Обнялись. Подарок перекочевал в моторку, а взамен из-под скамьи появился заплечный солдатский мешок.
– Вы тут грузитесь, а я скоро! – Прапорщик сделал солдатам строгое лицо, кинул мешок на плечо и на пару с Борисом отбыл в гости к рыбакам.

         Поздоровавшись, гость стрельнул глазами на короб с клюквой и хитро спросил:
         – Ну, и как нынче ягода?
         – Да вот, набрали маленько, та-ам, на дальнем болоте – ответил за всех Тима и неопределённо двинул рукой в сторону леса. Врать он не умел.
         Прапорщик согласно кивнул:
         – А вот, мы сейчас это дело и спрыснем!
         Он развязал свой мешочек и вытащил пластиковую квадратную ёмкость литра на два. Через полиэтилен было видно, что баклажка наполнена прозрачной жидкостью под горлышко.
         – Пластик пищевой, без вони! – Прапорщик ласково огладил тару и плеснул спирт по малу в живо подставленные кружки.
         Тима, глядя на старшего брата, отважно задержал дыхание, зажмурившись на выдохе, и быстро проглотил спирт. Тут же спокойно и глубоко втянул воздух, запил ожегший гортань огонь ключевой водой и фирменно крякнул. Ваня не стал геройствовать и под насмешливым взглядом прапора разбодяжил в своей кружке водой. Тёплый, разбавленный спирт показался ему не очень противным – лучше, чем в родном институте.
         Заметив позитивную реакцию на качество продукта, прапорщик заверил:
         – Пейте смело, этим золотые контактики промывают. Чистяк, медицинский!
         Обсосав на закуску рыбий плавник и выпив холодной юшки, он засобирался.
         – Хорошо тут с вами, но дембелей везти надо. Им ещё ягодки перебирать.
         Гость закинул опустевший мешок на плечо, пожал протянутые руки и потопал к реке.
         У обрыва он оглянулся, хитро улыбаясь.
         – Эх, тару-то жаль – уж больно хороша! Дарю, пользуйтесь! – донеслось к костру. И вслед уже серьёзно. – Вы там, это… На выезде если ловить надумаете… Рыбнадзор вчера видели. Сюда-то они не сунутся!

Вернувшись от реки верхом на Боре, Мартин смекнул, что ничего вкусного не будет и решил где-нибудь уединиться. И вдруг почувствовал Запах! Ах, это был он – запах нитроглицерина. «Аромат» долетал от мешка прапорщика флюидами вместе с ветерком. Вокруг резко пахло дымом, ухой, спиртом, сапогами, но если бы запахов было ещё в сто раз больше, то и тогда Мартин выделил среди них этот – единственной и неповторимый!
Словно кот на валериану, Мартин, огибая кострище и людей, засеменил между травинками к рюкзачку – разобраться на месте с источником дивного запаха. Позабыв осторожность, таракан залез по брезенту прямо к приоткрытой горловине мешка, перелез через край, рассмотреть, что внутри. Как раз в этот момент прапорщик встал, подобрал свою торбу и, затянув верёвкой горловину, повесил на плечо.
От рывка Мартин сорвался и оказался на дне мешка. Волнующий запах внутри был ещё сильнее. Видимо, тут недавно лежала аптечка с лекарствами. Но Мартину уже было не до лакомства. Он пытался выбраться. Мешок был затянут не плотно, но таракану не удавалось достигнуть края горловины: его, то стряхивало, то зажимало складками брезентовой ткани, потому что хозяин болтавшейся поклажи скакал по тропинке. У реки прапорщик кинул «пустой» мешок в лодку солдатам и, оттолкнув моторку от берега, прыгнул в неё сам. На глубине он завёл мотор, и гружёная посудина, задрав нос, неспешно поплыла, держась стержня неглубокой, но быстрой речки.

Мартину ещё повезло: прапор не подстелил мешок под попу. Таракан таки нашёл выход и незаметно выполз на борт лодки, чтобы осмотреться и совершить побег. Осмотрелся. Ничего радостного в сплошной воде вокруг не нашёл. Зато лодка зацепила винтом мель. На оси ударившего камень гребного винта сорвало предохранительную шпонку, и лодка потеряла ход, застряв дном на камнях.
Прапорщик, матерясь, погнал солдат, у которых имелись герметичные костюмы (штаны-сапоги) химзащиты, в воду. Бойцы волоком потащили лодку по мелководью к берегу, схватившись за её борта с противоположных сторон. Один из них споткнулся о камень на дне реки, да так неудачно, что потерял равновесие и навалился снаружи на борт лодки. Гружёная моторка низко сидела в воде, и под весом упавшего солдата зачерпнула бортом воду. Не перевернулась она лишь благодаря царапающим дно камням… Мат прапорщика потряс верхушки сосен, но Мартин его уже не слушал, так как был смыт за борт, и быстрое течение тащило его по реке.

         Речная вода была чистой и, в общем-то, вкусной. Но если хлебать её в больших количествах – совсем не лучше воды морской. Тут не было волн, но рябь сменяла перекаты. К тому же вода была очень холодной. Вскоре Мартина вытащило на спокойный плёс, но он не успел перевести дух, как на него кинулась из глубины большущая щука. Позариться на маленькое тельце её заставила большая жадность.
         Рыба разинула огромную зубастую пасть, и словно всасывала онемевшего от страха Мартина… Ощущая добычу практически во рту, щука приготовилась захлопнуть пасть, но не смогла этого сделать. Мышцы, управляющие челюстями, свело судорогой, и щуку стало тошнить. Мартин, вместо того, чтобы быть проглоченным, вылетел из ужасного места, словно пробка – был исторгнут вместе с потоком воды, с которым наруж у выплеснулся ещё не переваренный, проглоченный только что обед хищницы – пара рыбок, которые, к счастью, оказались ещё живы и слабо трепыхались.
         Щуке стало обидно. Умей она плакать, речная вода превратилась бы в огуречный рассол. Рот рыбины чуть погодя закрылся сам. Но она осталась в смысле обеда ни с чем. Кроме того, у неё напрочь пропала охота глотать эту мерзко шевелящую лапками рыжую гадость, плывущую поодаль. Один вид ЭТОГО, напоминавшего цветом ТО, теперь вызывал у щуки дурноту и рвоту.

Мартин понял, что его выручил кто-то из своих.

         Приглядывать на расстоянии за аурой отца, установив односторонний телепатический контакт, была очередь Ассоли. Вначале всё было спокойно, и это фоновое спокойствие почти не отвлекало её, позволяя заниматься другими делами. Но всё изменилось, как только на отца бросилась щука. Вброс адреналина и резкое изменение биохимического состава крови скачкообразно повысили тонус мышц. Сердце Мартина забилось с утроенной скоростью, а центральная нервная система включила собственный «форсаж» – ввела в действие скрытые ресурсы, противопоставив их внешней угрозе. Вспышка биологической энергии сопровождалась несоизмеримым в понятиях привычной материальной физики выбросом в окружающее астральное пространство квантов излучения специфического спектра, рождённого сверхбыстрой вибрацией атомов, со скоростью превосходящей свет, и это было зафиксировано за девятьсот обычных километров чуткой Ассоль. В следующий момент времени она, сделав усилие, сумела телепатически, через астрал войти в сознание отца и «видеть» его органами чувств… Опасность была рядом. Она была живая, и от неё исходила слепая жажда утолить чужой плотью собственный вечный голод. Но именно в том, что опасность была живой, заключалась её слабость. Незамысловатый нервно-мышечный механизм щуки управлялся не разумом, а рефлексами. Мозги рыбины не имели защиты от влияния извне, их можно было даже выключить. Но умница Ассоль не стала подавлять главный рефлекс хищницы – глотать, а наоборот, многократно усилила его, в результате чего в желудок рыбы, не получивший вожделенную порцию органики, от жадности хлынула вода, и сработал рвотный рефлекс. А мышцы разинутой пасти хищницы Ассоль на время блокировала.
         Щука лишилась добычи, и у неё болели челюсти. Но ничего страшного не произошло – ей и не думали вредить. Глупо мстить природе.
         Гроза водоёмов с позором и в смущении уплыла, едва закрылась пасть. Две маленьких рыбки, пришли в себя. Не до конца веря в чудо спасения, они робко подёргали плавничками, убедились, что находятся не в раю, и уплыли восвояси.
         Мартин отчего-то снова вспомнил знакомую муху из синхрофазотрона и, не дожидаясь новых неприятностей, что было сил погрёб к берегу. Ко всему прочему, он замерзал. На счастье, над плёсом подул попутный ветерок, который быстренько отбуксировал легонького, так и не промокшего таракана, на манер пушинки, к правому берегу реки. По дороге Мартин пару раз видел в воде тени, которые двигались к нему, и его маленькое сердце уходило в пятки, которых у него было целых шесть. Мартин про себя молил рыб не глотать его, взамен клятвенно обещал им никогда больше не ездить на рыбалку и не кушать ухи. Плотоядные рыбки действительно отворачивали и уплывали, но явно не под действием молитв Мартина. Ассоль помогала непутёвому папке и сейчас, внушая рыбкам, что это плывёт, извините, какашка.

         Берег, к которому Мартина прибило ветром, не был обычным. Трава тут росла какая-то нездоровая, местами подсохла. Было видно множество натоптанных, частью заросших тропинок, а на противоположном берегу Мартин, когда ещё барахтался в воде, заметил непонятные, окислившиеся от времени обломки.
         В этом месте река текла в низине. За границей поймы – большой поляны, заросшей осокой желтоватого цвета и усыпанной большими камнями-голышами, уходил кверху склон местности, который венчало мощное сооружение из очень толстых бетонных плит. Сооружение не было таким уж громадным, но давило на психику ощущением фатальной неизбежности чего-то чуждого и нехорошего для этого нежного леса и его живых обитателей.
         Бетонный стол торцом монолитного бетона торчал над обрывом, а со стороны реки подпирался мощными опорами, уходящими в землю, оставляя открытой тёмную полость под собой. Казалось, это, находящееся в явном отдалении сооружение нависло непосредственно над голубой лентой живой реки, и собирается надвигаться ещё и ещё, чтобы задавить безмерной тяжестью замшелого бетона всё сущее вокруг, перед тем, как сжечь.
         На верхней плоскости стола в объятиях стальных ферм тянулась вертикально вверх огромная серебристая ракета, контуры которой были хорошо знакомы по репортажам из далёких степей Байконура.
         По периметру стартового стола высились мачты с прожекторами, которые, несмотря на палящее послеполуденное солнце в небе, горели вовсю. Часть прожекторов смотрело на реку и слепило Мартина. Ни колючей проволоки, ни охраны, ни обслуживающего персонала видно не было, а только мрачный стол, блестящая ракета и ослепительно-жёлтые прожектора. А ещё зловещая тишина в нише газоотражателя, из чрева которого при запуске маршевого двигателя первой ступени низвергнутся со сверхзуковой скоростью в сторону реки раскалённые до 3000 градусов злобные струи белого пламени. Конечно, берега они не сожгут, но горячий ветер и оглушительный рёв вполне могут стать таракану реквиемом. Подобное Мартин видел по телевизору и вовсе не хотел быть высушенным раскалённым ветром и потерять слух.
         Ракета, между тем, парила. По её корпусу от клапанов сброса давления криогенных компонентов топлива стекали облака туманного белого пара. На снеговой шубе бака третьей ступени, заправленного жидким кислородом, уже была нанесена традиционная надпись тёплыми от человеческих ладоней перчатками по инею: «Таня». Часть ферм отошла. Всё свидетельствовало о высокой степени готовности к старту.
         Было очень интересно, если бы не страшно. Суровая красота происходящего пленяла. Но страх победил окончательно, когда в довершение к виду зловеще-чёрной, наполненной прямо-таки ощутимой злобой дыре газоотражателя и обожжённых проплешин травы, вспомнились обгоревший обтекатель, валявшийся на противоположном берегу, и трагическая судьба известного главкома РВСН на Байконуре.
         Мартин, слабо надеясь на скорость своего передвижения по земле, прыгнул обратно в реку и отчаянно поплыл по течению, которое даже тут, на плёсе, многократно превосходило скорость фирменных тараканьих бегов.
         Оставалось уповать, что его, во-вторых, не утащит ветром обратно; в-третьих, не съедят рыбы. И во-первых – главных, что у него есть в запасе время до начала огненной бури, без чего всё остальное лишалось смысла.
         Ветер был Мартину, к сожалению, не подвластен. Бороться с ним на плаву бесполезно. Оставалось помолиться Богу, чтобы этот ветер был попутным, либо его вообще не было. Спастись от прожорливых рыб крохотному пловцу было не легче, чем спорить с ветром. Но тут, кроме как надеяться на помощь своих продвинутых дам, Мартин должен был попытаться хоть что-то придумать сам. И он, оглядевшись, придумал это самое что-то. Подгрёб к попутной щепке, забрался на неё и замер, собираясь использовать деревяшку в качестве маскировки и защиты снизу. Ну а, с резервом времени ему просто повезло: наверху только-только начался отсчёт получасовой готовности.
         Бог помог частично: ветра не было – ни плохого, ни хорошего.
         Щепка исправно выполняла отведенную функцию: снующие внизу рыбёшки не обращали на неё никакого внимания… Мартин с ужасом представил: если бы щепки не было, эти милые мальки сначала пооткусывали бы ему ноги, а затем утопили заживо в реке!
         Но тут появилась новая, не менее грозная опасность – на этот раз сверху.
         Над щепкой на небольшой высоте зависла чайка. Мартин замер, ставши ни жив, ни мёртв! Птица была, конечно, не так грозна, как готовая к старту ракета или же щука, но ей тоже хотелось кушать.
         Таракан уже готовился нырнуть под щепку, выбирая из двух зол, как ему казалось, меньшее, но пронесло. Чайка, не заметив его, пролетела дальше и вырвала из воды малька, а Мартин возблагодарил Создателя за инициативу спасения от птиц, о чём таракан забыл своевременно помолиться. И ещё он позавидовал американским сородичам, вспомнив заметку в журнале «Вокруг света» о том, что перед запуском Discovery сотрудники NASA отлавливают всех птиц на мысе Канаверал.

Тем временем, наверху последней отошла кабель-мачта, оставив голую ракету в автономном режиме. В притихшем эфире и по громкой связи отрывисто звучало: «Есть переход на бортовое питание пакета. Пуск. Зажигание». «Всё, пошла!» Команды торжественным аккордом завершали напряжённый труд восьми сотен человек.

         Чудовищный грохот, едва ослабленный небольшим расстоянием, бил по слуховому аппарату Мартина пакетами низкочастотных пульсаций: «Бу-бу-бу». Небо сзади на несколько секунд осветилось факелом, который показался ярче солнца. Затем скальпель пламени длинным бело-оранжевым жалом взрезал ставший густым воздух и, ускоряясь, взмыл вверх. Высоко в небе засиял, пробивая осеннюю дымку, фирменный крест рвущей пространство пятёрки маршевых двигателей, которые разгоняли блиставшую в солнечных лучах, но уже не видную с земли тридцатитонную «мечту». Вид огненного креста был созвучен настроению Мартина, промыслом Божьим успевшему отвалить подальше от смертельно красивого человечьего действа. Горячий ветер пролетел стороной. А прохладный и попутный &‐ лучше поздно, чем никогда – радостно проснулся и ещё быстрее погнал щепку с полуоглохшим седоком дальше, вниз по реке.
         Течением, а может быть, и чьей-то волей, тараканий ковчег уверенно затащило в довольно большой затон и, прибив к деревянным мосткам, потащило вдоль них. Мартин вовсе не собирался сплавляться до Белого моря. Он быстренько соскочил на мостки и мысленно отдал честь спасшему его и теперь отплывающему плавсредству, которое, достигнув моря, вполне могло разделить загадочную судьбу Летучего голландца, только что без романтики вечных парусов.
         На берегу Мартин с опаской огляделся. Ничего похожего на огнедышащего серебряного дракона тут не было. К деревянному настилу вдоль затона было пристёгнуто цепью несколько моторок. Невдалеке на опушке леса стоял длинный барак, сложенный из деревянного бруса, а вдали виднелась одноколейная железнодорожная ветка. Она выходила прямо из леса и, миновав открытое место, снова исчезала среди елей.
         Мартину сильно хотелось есть. Он привык к человеческой пище, и попытки глотать подножный корм – грибы и другие частички лесной органики приводили к расстройству его пищеварения. Поэтому Мартин решил не упускать шанс, и направился прямиком к бараку в надежде «позаимствовать» хотя бы хлебных крошек.
         Таракан протопотал больше полпути к бараку, когда дверь в нём распахнулась, и на крыльцо вышли двое людей – военный и гражданский, в которых Мартин с удивлением признал давешнего прапорщика и Бориса Борисыча собственной персоной. Видно, порция чудес еще не закончилась.

* * *

         Когда прапорщик покинул рыбаков, Мартина хватились не сразу.
         Настало время обеда. Сварили уху и гречневую кашу. Когда сели есть, Ваня обратил внимание, что Мартин не вышел к обеду. Это было странно – Мартину нравилась уха с хлебными крошками, и он пил её из ложечки, которую остужали для него на краю общего стола. Ложка с ухой лежала нетронутой, около неё никого не было.
         Мартина искали везде: под потолком землянки, под воротниками курток, в траве. Даже в коробочку из-под наживки заглянули, которую Мартин в лесу игнорировал, полагая, что должен наравне со всеми нести тяготы походной жизни.
         И тут Ваня предположил, что Мартин, который вечно попадал в разные истории, по какой-то причине и, возможно, не по своей воле мог уплыть с военными. Утвердиться в этой мысли Ване помогло его обычно молчавшее шестое чувство, которое кто-то явно стимулировал извне. Это самое чувство неудержимо потянуло его вниз по реке. Иван догадался, что его неожиданное прозрение исходит от Эсмеральды, которая, словно служба спасения, внушала ему на расстоянии выход из ситуации. Ваня уже не раз убеждался в её правоте и привык верить этой доброй колдунье, жене друга.
         Его уверенность передалась остальным, тем более, других вариантов поисков не осталось. Кроме того, прапорщик давно зазывал «Борисыча» посмотреть хозяйство, расположенное ниже по течению между вторым и третьим стартами, а заодно, если повезёт, посмотреть вблизи пуск ракеты.
         Вечернюю поставку сетей отменили, лишние вещи спрятали в землянке, а упакованную подсоленную рыбу замаскировали подальше в кусты – больше по привычке, ведь бояться тут было некого. Одну рыбину взяли с собой, в подарок. Собрались и налегке поплыли вниз по реке. Солнце стояло ещё высоко. Перед стартовым комплексом Боря, увидел подготовку ракеты к пуску и заглушил мотор, чтобы не нервировать охрану. Сплавлялись по течению в полной тишине. Ваня во все глаза глядел на серебристую ракету, замершую в предстартовой готовности, и жалел, что это чудо не видит Мартин. Эх, если бы он знал, что Мартин сидит на берегу в траве, зачарованный этим же зрелищем, трясётся, как осиновый лист, и не ведает что мимо проплывает спасение.
         Доплыли до хозяйства благополучно. Прапорщик встретил радостно. Едва сгрузились, как из-за елей, словно по заказу, на хвосте ослепительного пламени поднялась красавица-ракета и устремилась в небеса, оглашая округу рёвом двигателей.
         Под впечатлением от увиденного заторопились к столу, который накрыл прапорщик «чем бог послал». Выпили, как положено: за удачный пуск, за рыбу в реке, за мир, а ещё за здоровье бродяги-Мартина. Его отсутствие омрачало праздник встречи, но все надеялись, что он найдётся. Ваня твердил, что Мартин всегда возвращался, появится и в этот раз. Про виртуальные манипуляции Эсмеральды он промолчал. И что Мартин таракан, тоже не прозвучало. В результате, прапорщик решил, что Мартин, которого все ищут, это загулявший рыбак, по которому соскучился его друг Ваня. Переубеждать не стали.
         Потом радушный хозяин и Боря вышли на крыльцо подымить, потому что курение внутри любых помещений космодрома, включая туалеты, категорически запрещалось, и это вошло в кровь.

* * *

Пока Мартин радостно семенил к бараку, люди оживлённо разговаривали. Мартин подумал, а вдруг они говорят о нём, и, конечно же, что-то хорошее! Но не стал рисковать прыгать в объятия чужому военному в тяжёлых сапогах и не совсем чужому Борису, который, хотя и старался, но никак не мог преодолеть в себе стереотип генетической нелюбви к тараканьей братии. Кроме того, от обоих подозрительно пахло спиртным.
Мартин благоразумно забрался на поручень крылечка, а оттуда незаметно сиганул на Борин рукав, потом на спину и спрятался под отворот воротника его штормовки.

         Внутри барака были разгорожены жилые комнаты и кухонька. Туалет был пристроен к холодной прихожей. В этой прихожей, напоминавшей сарай, чего только не было: ватники, костюмы химзащиты, топоры, сети, ружьё, бродни, капканы, мотопила «Дружба». К стене был прислонен лодочный мотор, и много ещё чего стояло и лежало вдоль стен и на полу.
         Комнаты были довольно большие с двухъярусными кроватями. Они выполняли функции казармы. В каждой комнате имелась печка. Две комнаты предназначались «для гостей». В остальных жили хозяева – солдаты из хозвзвода, обслуживающего прилегающий участок одноколейки, которая была сегментом разветвлённой железнодорожной сети космодрома. Мощные локомотивы таскали по железным колеям сами «изделия», топливо в специальных цистернах-контейнерах и многое другое. Кроме этого, солдаты-сапёры выполняли массу других незаметных и нужных дел по хозяйственному обеспечению близлежащих стартовых площадок. Заодно обслуживали лесные потребности различного начальства, начиная с рыбалки и заканчивая охотой на рябчиков.
         На заготовку сена, грибов и ягод этих мастеров на все руки не гоняли. Капитан – командир хозвзвода вечно был в разъездах. Он где-то что-то доставал, выбивал, решал и под разными поводами предпочитал ночевать не в лесу, а с женой в городке. В его отсутствие взводом фактически командовал прапорщик, в обязанности которого входило, кроме основной работы, обеспечивать кампании по заготовке даров леса, охоты, предоставляя транспорт, услуги проводника или егеря, перевалочный пункт. Тут прикомандированные бойцы либо охотники могли переночевать и даже помыться в немудреной баньке, срубленной неподалёку. Благо, леса хватало, особенно после чистки просек вдоль железных дорог.
         Капитан и прапорщик имели в бараке отдельные небольшие комнаты. В них прапорщик в отсутствие начальника и принимал гостей.
         Когда Боря, покурив, вернулся с хозяином в дом, Мартину открылась такая картина. На столе стояла немудрёная закуска, ковш ключевой воды, кружки, бутыль со спиртом. В укромном месте – в сарае, зрела в молочном бидоне брага, которая предназначалась для любителей её, а также на опохмел. На столе «фирменная» брага была представлена двумя трехлитровыми банками, а две уже пустые стояли на полу. На табуретке у стола сидел пьяный Ваня. Тимоша лежал на топчане и мирно похрапывал.
         – Вот, для таких дурней и брага. Пили бы спирт, как люди, были бы в норме… Как вот, мы с тобой… Борисы-ыч!! – Прапорщик полез к Боре обниматься. Он был пьян, но при этом твёрдо держался на ногах. Боря был намного старше, и размяк, но на ногах тоже держался хорошо. Выразив взаимное уважение и любовь, эти двое присели за стол. Молча выпили по чуток спирта, закусив солёным огурцом. В это момент Ваня остановил блуждающий взгляд, и поймал ручку своей кружки с остатками браги.
         – Мартин, друг, где ты-ы-ы?! – вскричал он, и кружкой стукнул по столу, так и не отпив из неё.
         – Вот, гляди, снова убивается… – сочувственно икнул прапор, обращаясь к Боре. – Я-то знаю, что такое терять друзей! Вот, был случай… – Прапорщик задумался, видно, забыл, о чём хотел рассказать, и, силясь окончательно не потерять нить разговора, спросил у Бориса. – А что, кстати, с его другом? Чего он его ищет-зовёт? Погиб? А может, жену у твоего братана увёл и скрылся?! – Глаза говорящего стали наливаться кровью. – Так мы его быстро… Разыщем. Мы его!… – с этими словами прапорщик уронил голову себе на грудь, и, не меняя позы на стуле, захрапел.
         Пока Боря «соображал ситуацию», Ваня снова, теперь уже плаксивым фальцетом пискнул: – Мартин, где ты?! – и заплакал.
         У Мартина злость на пьяного Ваню сменилась приливом нежности, и он был готов броситься к другу. Но пары алкоголя, густо витающие в спёртом воздухе, задурили таракану голову, и ему тоже захотелось стукнуть чем-нибудь по столу и с воплем: «Вот он, я!!!» броситься в объятия друга. А ещё таракан успел подумать: «Эх, нитроглицеринчику бы!» – Он ведь тоже был не чужд мужским слабостям, даром, что таракан. С этой мыслью Мартин свалился с Бори, но, на своё счастье на лету испытал «вброс адреналина» и пришёл в себя, уцепившись за Борины штаны, вместо того, чтобы упасть пьяным мужикам под сапоги.
         Мартин понял, что сегодня вообще ничего предпринимать нельзя: нашел друзей – и, слава Богу! А завтра видно будет. За окном стемнело. Мартин подобрал для себя укромный и безопасный уголок на свежем воздухе и лёг спать. Боря, качаясь на стуле, покивал головой и грустно укорил сам себя:
         – Ну вот… Собирались принять по капельке, и сплавать порыбачить… Вечно так выходит, когда вина много, чтоб его!.. – С тем он откинулся на свободную кровать и, не раздеваясь, заснул, последовав примеру Вани, который с обиженным выражением на лице спал в ногах храпящего Тимы.

         Утро выдалось тяжёлым. Мужики даже не успели подлечиться брагой, как на дворе зафырчал мотор УАЗика – пожаловала новая команда дембелей-заготовителей.
Борисыч с прапорщиком вспомнили, что от добра добра не ищут, и, не мудрствуя лукаво, наладились вести спасителей «голодного» начальства на старое место, то бишь, болото.
Выехали одновременно. У военных мотор мощный, но лодка большая и тяжело гружёная, а у рыбаков мотор скромный, но лодка лёгкая. Поэтому ехали против течения не быстро, никто никого не обгонял и не ждал. Боялись только на мель с похмелья наскочить. Мартин тоже думал про мель, и решил держаться за Ваню до конца, даже если тонуть. Плыть и совершать подвиги в одиночку таракан категорически не хотел – хватит! А Ваня ласково ощущал под воротником вновь обретённого друга, который рано утром прилез и мысленно лизнул Ваню в нос, и толстокожий Ваня испытал самое что ни на есть простое и понятное чувство, приняв как должное истину, что миром правит одно единственное – Любовь, а любой, как угодно малый узелок жизни – он размером со вселенную.
         Прапорщика вчерашний маршрут устраивал полностью. Болела голова. Тащить солдат далеко вовсе не хотелось. Он рассчитывал, отправив их к болоту, подлечиться с Борисычем у костерка, для чего захватил фляжку спирта и банку солёных огурцов, из которой почти весь рассол он уже выпил. Прихватил он «на любителя» и пятилитровую пластиковую канистру, наполненную не до конца выброженной брагой. Потому что выброженную до конца брагу знающие люди не пьют: сильный сивушный запах, маслянистость, горечь. Из выброженной хорошо гнать самогон, а пить надо молодую, трёх- пятидневку, в которой живые дрожжи ещё не до конца победили сахар.
         А ещё прапорщик мечтал, опохмелившись, поспать в лесной тишине.

         Доплыв до излучины, всей командой залезли на откос. Прапорщик торопливо сунул солдатам пачку чая и рафинад сверх пайка и, указав тропу, со словами: «Чай на болоте попьёте!» спровадил их по ягоды.
         Костёр на старых головешках запылал быстро, но опохмелились ещё быстрее – лишь только солдатики скрылись за ёлками. Лечение вышло впрок. Боря с отмякшим Тимошей спустились к реке наловить рыбы для обеда, а Ваня остался дослушать гостя о судьбах мира, а заодно начистил картошки.
Мартин отдыхал, получая удовольствие от спокойного созерцания окружающей жизни в ожидания свежей ушицы.
         Ушица оказалась особенно вкусной «на посошок». Прапорщик помог уложить в Борину лодку снасти, улов, рюкзаки и одежду. Получив в подарок большую рыбину, он тепло попрощался с рыбаками и вернулся к костерку дожидаться подшефных солдат. С ним остались полфляжечки спирта, еда и желание поспать. А вокруг стоял бесконечно красивый разноцветный северный лес – осенняя красотень!
         Литра три браги рыбаки забрали с собой. Им предстоял долгий подъём против течения дивной своевольной реки до родного посёлка у железного моста.

______________________________________________

* Этим «бессмертным» именем «Космос»называлось всё. В 1962 году в СССР был запущен первый искусственный спутник серии «Космос». Согласно сообщению ТАСС, он предназначался для исследования верхних слоев атмосферы. Спутники «Космос» запускались и во все последующие годы. Как стало известно, эта беспрецедентная по количеству серия спутников, объединяла космические аппараты различного типа и назначения. В том числе, испытания спутников-истребителей, отработка орбитальных головных частей глобальных ракет, отработка и калибровка наземных систем контроля космического пространства, связь и навигация в интересах Министерства обороны и других силовых ведомств, электронная разведка, испытания средств раннего предупреждения о ракетном нападении и многое, многое другое. Идея присваивать одно и то же название, «Космос», различным космическим аппаратам, о назначении которых нельзя было объявить открыто, явилась, для своего времени, просто выдающейся. Попутно отпала и еще одна проблема – официальным органам не стало нужды придумывать, как объявлять об аварийных космических аппаратах и объявлять ли о них вообще, как это имело место в 1960-1962 годах. Такие аппараты просто объявлялись очередными «Космосами». Так в эту серию попали не достигшие лунных и межпланетных трасс автоматические станции «Луна», «Венера», «Марс» и «Зонд», вышедшие из строя после запуска спутники различного назначения и даже орбитальная станция. «Космосами» назывались и беспилотные варианты пилотируемых космических кораблей и лунные модули в ходе их лётных испытаний на околоземных орбитах.
(Источник: Прыгичев Т.В. "Космос" навсегда. К 40-летию запуска первого спутника серии "Космос". http://kik-sssr.narod.ru/Kosmos.htm , http://www.cosmosravelin.narod.ru )

20.06.2012 · Администратор · Комментариев нет · Просмотрено 2 516 раз · Добавить комментарий
Метки: река Емца, Русский Север · Рубрики: Проза, Творчество